Олег Малышев

Ступени на эшафот

Эссе о судьбе наркомана

Рисунок я придумал и нарисовал его, зная о том, что тот, кто его увидит, он все поймет. Все, что понять дано было и мне. Каким он будет, кто поймет, о чем я молчу. Я этого никогда не узнаю. Он промолчит, промолчит о себе. Он, человек, живущий в завтра, человек рожденный жить. Как бы я хотел увидеть его, взглянуть ему в глаза. Где он тот завтрашний день, где он тот завтрашний я. Завтрашний день, день еще не наставший, но день, которому быть.

Жили-были люди на Земле. Много, много очень разных жило людей. И жил на земле сатана, что был повержен на землю свергнувшим его с небес, Богом. Могущественен и силен он был. Большой властью он обладал над Землею и над людьми. Даже смерть была подвластна ему. Множество слуг прислуживали сатане, и неистовствовал он в злобе своей. Слезы и кровь, как вода, тогда напитали землю. И никому не было спасения. Но мало ему было горя людского. Злопамятен, коварен и лукав он был, сатана. Помышлял он Богу отомстить и небо и землю царством своим, царством тьмы желал он видеть и властвовать над всеми и всем он жаждал. Знал сатана, что Бог любит людей, и решил он использовать человека в целях своих. И искал он человека ему подходящего и его он нашел.

В некотором царстве, в некотором государстве жил маленький мальчик и всем он был хорош, да вот только уж очень он был самолюбив, тщеславен и горд. Считал он себя лучше других и очень хотел, чтобы это эти другие признали. А они смеялись над ним.

Шли годы, малыш подрастал, и наблюдал за ним сатана и не мог он нарадоваться, глядя на этого мальчика. И пробил час. И призвал сатана слуг своих, духов нечистых, и приказал он им: „Войдите в этого мальчика, опутайте его сетью грехов и ко мне его приведите“. И пали духи нечистые в ноги сатане и славили они его и клялись волю сатанинскую исполнить. И сказал сатана: „Пора, идите, и я буду с вами, и я помогу вам“. И вошли духи сатанинские в мальчика, и не знал он того, и никто не знал, какая беда нависла над ним.

Так ли оно все было, это уже не важно. Выхода нет и выбора нет. Выбор сделан.

За окном шумит ветер. Капли холодного дождя ударяют в стекло. Жар страха и его холод ни на минуту не оставляют меня. Мозг лихорадочно ищет возможность уйти от решения поставить точку. Поздно. Все уже было. Богат я или беден. Болен или здоров. Все безразлично. Страх победил. Я больше не могу ему сопротивляться, нет сил. Страх медленно, но неумолимо ведет меня к краю, где закончится жизнь. Только одиночество все это видит и терпеливо ждет, когда и оно сможет сбежать от меня. Видно за эти годы мы изрядно друг другу надоели. Всю жизнь мы были вместе. Я и мое одиночество. Одиночество во время шумного веселья и когда распивал бутылку сам с собой. Одиночество в толпе людей и в постели с нелюбимым человеком. Одиночество днем, днем и ночью. Одиночество на краю, где рождается смерть. Желаний нет, они уже, наверное, мертвы. Я смотрю в зеркало и вижу глаза, открытые глаза еще живого человека. Мир тебе, человек, смотрящий из зазеркалья. Мир тебе, пришедший оплакать меня. Мир тебе, пустыми глазницами смотрящее зеркало.

Ступень.

Солнце и голубое-голубое небо. Солнечный летний день. Маленький домик у моря. На открытой веранде в тени зонта сидит старик. Он спит. На веранду вбегают дети, девочка и мальчик. Они подбежали к деду и его тормошат: „Дедушка, дедушка, пойдем с тобой на море!“ Старик открыл глаза, увидев детей, улыбнулся.

Дым, дым, сгоревшие мечты. Ночь. Часы давно пробили полночь. Я стараюсь уснуть, но тщетно, сна нет. Я жду его, жду, что он придет вот-вот, что он опять подарит мне те несколько мгновений, которые унесут меня в сказку. В мир, где нет границ. В пространство живущей мечты. Туда, где остались Вера, Надежда, Любовь. Я жду, что сон подскажет мне, где выход из этого тупика, из этого мрачного болота страха, где, однажды увязнув, начинаешь кричать и биться, но с каждой минутой все глубже погружаешься в эту дышащую зловонием бездну. Где от бессилия слезы катятся по щекам у того, кто стал куском плоти, принесенным в жертву не знающему милосердия и пощады зверю. Где всадники на бледных конях, сопровождают тебя в последний путь. Где ты, еще живой уже мертв. Где стон и плач услаждают слух кровавого монстра холодным светом горящей звезды освящающего этот жуткий ритуал в час, когда остановилось время. Время жизни. Но кто знает, что такое жизнь. Дни ступенями ведущие в неизвестность, может они есть жизнь. Может это на части разбитое время и дни, сменяющиеся ночами, стремительно кружащиеся в пестром хороводе иллюзии придуманной жизни, может они есть жизнь. А может жизнь — это грядущее будущее. Будущее, где не будет прошлого, где есть только сегодняшний день и надежда, что настанет ночь, или это ночь и томительное ожидание утра, возвещающего рождение нового дня и та неуловимая грань их разделяющая, она и есть жизнь.

Крик, разорвавший последнюю ночь. Крик, вновь и вновь возвращающий к жизни. Солнце, солнце и нестерпимо палящий, убивающий все живое зной. Солнце и раскаленный до бела песок. Пустыня. Я иду по этой горячей и злой земле. Жажда и пот, заливающий глаза. Бесконечное иссохшее небо. Я уже не думаю. Куда и зачем я иду. Я иду, боясь остановиться, упасть и уже навсегда остаться в этих песках. Лишь бы выжить. Нескончаемые километры выжженной мертвой земли. Нет нечего, только солнце, песок и медленно умирающий человек, которого ничего не связывает с жизнью. Я больше не могу так жить. Я отказался жить так, как жил прежде, но и другой жизни я не нашел. Сейчас мне остается отказаться и от себя.

Обвалом обрушилась ночь, и все поглотила мгла. Холод, ледяной ветер пронизывает меня насквозь, нет сил согреться. Далекие холодные звезды. Но что это. Я увидел свет горящего костра. Прочь смерть, я буду жить. Я бросился к огню. Около костра человек. Он был ласков и добр ко мне. Он дал мне воды и хлеба, а жар его костра обогрел меня. На мгновение я почувствовал себя сильным и счастливым. Пелена сна окутала меня. Когда же я проснулся, костер был уже погасшим, лишь дымящиеся угли чернели на песке. Дым резал глаза. Я не хотел верить в то, что человек, встреченный мною, ушел. Я звал его, надеясь, что он где-то рядом. Он не вернулся, а ветер развеял и дым. Время идти дальше. Время ожидания, время боли, время, продолжающее свой бег. Пустыня, она, наверное, никогда не кончится. Шаг за шагом и кругом все только она.

Я иду с человеком. Я не один. Вдвоем идти легче и жить было бы легче, но и прошлое и будущее сгорело в этом аду. Нестерпимая жажда и солнце. Они словно соревнуются друг с другом, спешат нас добить, кто раньше. У нас хватило сил дойти до воды. Человек припал к воде. Он пил ее большими глотками. Вода текла по его лицу и телу. Он смеется. В его смехе я слышу радость вновь обретенной надежды. В пустыне вода — это жизнь. Он зовет и меня. Но почему я не иду к воде, почему я не иду к нему. Ведь это так просто. Сделай только шаг. Протяни губы, напейся, и кончится эта мука. Нет, утоленная сейчас жажда в дальнейшем может принести еще большие страдания, а мне надо идти, надо идти дальше, надо. Человек, он дальше идти не захотел. Он остался у этого первого найденного нами источника. Он предпочел жизнь ту, которая есть. Время, заставляющее идти вперед. Время ушедшее, но оставшееся навсегда. Я больше не видел этого человека, а может его и не было никогда, а был только сон. Я уже ползу. Песок забивает мне глотку. Нечем дышать. Ничего не вижу, только песок, солнце и растрескавшееся небо. Внезапно крик донесся до меня. Крик, молящий о помощи. Отчаяние слышится в зове. Человек, зовущий меня, был слаб, и в его глазах был уже предначертан исход. Я не помог ему. Я бросил его умирать. Крик его еще открытых глаз. Криком кричащая память. Словно тысячи криков сплелись в этот крик. Этот крик он везде. Он в боли унижения девушки, которую я принуждал сделать аборт и убить своего ребенка, когда он, свернувшись маленьким живым клубочком, притаился, ища у матери защиты и плакал от страха слезами в ее глазах. Детский крик на смертном одре операционных палат, где также кричат не рожденные дети. Этот крик в тихом стоне одинокого человека. Везде, везде этот крик. Крик, разорвавший ночь. Заткнуть бы уши и не слышать больше его. Забыться и забыть. Навсегда. Один только шаг и все может кончиться. Неведомая сила толкает в спину: „Иди!“

Во мраке ночи я вижу силуэт девушки. О, боже, как она прекрасна: „Иди ко мне, со мной ты обо всем забудешь. Люби меня“.

Старуха, спутанные волосы, горящие глаза, черные зубы в гримасе улыбки застывшего рта.

Крича, проснувшись от душившего кошмара, я с какой-то незримой, щемящей сердце тоской, как будто впервые почувствовал свое одиночество. Оно было рядом. Замкнутый круг страха, где разум, пораженный и сломленный, бьется в агонии ночных кошмаров, где минуты забытья растворяются и исчезают в часах жилкой, стучащей в висках — ты еще жив, ты еще жив, еще жив.

Ступень.

Наркотики. Это все, что у меня осталось. Это моя последняя любовь. Это летящая птица, это ушедшая боль и побежденный страх. Я смеюсь над бессилием разума, помешать мне добить его, немощного и больного. Напрасно он взывает о помощи, ее нет, и не будет. Никому нет дела до того, кто давно забыт.

Город, тысячи глаз каждый день встречаются взглядами. Я вижу глаза, словно осколки зеркала отражающие пустоту. Страх и отчаяние битым стеклом рассыпались в этих глазах. Я прячу глаза, но это, увы, не возможно. Я хочу убежать, но куда я сбегу от себя. Ночь? День? Год? Сколько уже валяюсь я пьяным от своего бессилия в тёмном и грязном тупике воспалённого разума. Мне кажется целую вечность, но вечность ли это. Я, как и прежде куда-то спешу. Я, как и прежде куда-то бегу. Я, как и прежде проснувшись вновь, вижу, что опять опоздал и вокруг Пустота.

Я устал от дневного света и не могу заставить себя спать часами, когда боль рвет мое время на клочья кошмаров. Мой разум еще пытается жить. Он призрачной чертой то появляется, то исчезает где-то в дыму тлеющего сознания. Ночь, бесконечная ночь. Не знающая границ зависть, жадность и злобное желание урвать кусок пожирнее. Заискивающая ложь и желание жить любой ценой. Это все я. Я могу притвориться и раствориться. Я могу приспособиться жить в любом обществе, я стал одним из вас. Я живу рядом с вами. Но я не человек — я зверь. Зверь, охотящийся ради удовлетворения своих ненасытных желаний на вас, серой массой копошащихся в суете бытия. Деньги, растопившие мне душу стали моим божеством. Я преклоняюсь перед ним и всегда готов ему услужить. Деньги — это мой Бог, мой универсальный бог. Деньги для меня незаменимы, они никогда не станут лишними. Деньги — это возможность обмануть общество, в котором живешь, это меняющиеся маски, служащие мне лицом. Деньги — это возможность обернуться человеком и уже в образе любого из вас пожирать свое божество, ставшее продуктами, товарами и прочим столь вам необходимым показателем вашего благополучного существования. Деньги — это возможность притвориться добрым, сильным и уверенным в себе. Деньги — это власть и возможность демонстрации своего превосходства над теми, кого презираешь. Постоянная потребность поиска возможности удовлетворять потребность в деньгах ради получения возможности удовлетворять эту же потребность — это абсурд, но он возведен в закон (деньги — товар — деньги) и стал нормой жизни. Нашей жизни.

Ступень.

Кто-то однажды, очень давно, в саду сорвал яблоко. Кто-то однажды, очень давно, яблоко это разрезал и выбросил вон. Две половинки упали на землю тогда Я и Она. Страсти мирские — вы боги людские. Я предал ее, поверивши вам. Память о том, что было едино, память о той, кто жила и любила, брошена мною в костер. Память, что же так часто заставляет меня искать дорогу назад, что же там оставлено мною. Может быть детство, наивное и смешное, а может быть ложь, ложь о любви, что когда-то была, ложь о себе, так любимая мною.

Ночь без любви. А была ли она? Я говорил, что люблю. Я лгал, я не знаю, что это такое. Мне иногда необходима самка. Потребность полового удовлетворения порой бывает самой сильной и этот голод можно утолить только ей. Насыщение женщиной — это изысканнейшее наслаждение, не терпящее суеты. Ничто так не льстит моему самолюбию, как возможность иметь их, кого, использовав, я могу выбросить, отдать или забыть. Я могу забыть обо всем, но только не о себе. Говорят, что жизнь — это память. Память о тех, кто, показавшись однажды, ушел навсегда. Где дни нашего существования лишь ожидание встречи с теми, кто никогда не вернется. Может это и так, но моя жизнь — это память о себе, живущем ныне. Моя жизнь — это вечная гонка по кругу, где финишная черта — это новый мой старт. Гонка, где с каждым витком становишься все искуснее и дряхлее. Где через несколько десятков лет с ужасом осознаешь, что уже и забыл, когда она началась и ради чего ты участвуешь в ней, а может быть только тогда и понимаешь, что этого ты и не знал никогда. Гонка, где победителя давно уже ждут проигравшие. Гонка, где могильный холмик будет тебе пьедесталом.

Ступень.

Я с завистью всматриваюсь в черные квадраты окон спящих домов, где сон, смеясь, дразнит меня своей недоступностью для того, кто сейчас, скуля, мечется в кровавой жиже тисками лжи раздавленной жизни. Я снова и снова издеваюсь над своим разумом, лишив его сна, я принуждаю его придумать мне новую ложь. Всю свою жизнь я пристраивался, перестраивался, изворачивался и лгал. Ложь стала моей разменной монетой на торжище жизни при покупке места, сулящего барыши. Ложь всем и всегда. Ложь во славу лжи. Ложь во имя жизни. Да что же такое моя жизнь, когда я вынужден лгать ради того, чтобы выжить. Не может же ложь стать правдой. Но нет, говорит мне разум. Звероподобные частички, вынужденные жить на отведенном им пространстве. Это суть общества, где правит ложь, где люди, ради того, чтобы уберечь свои жизни придумали мораль и установили законы, призванные оградить их от хаоса страха. Но мораль лжива. Законы не работают. Попытки их усовершенствовать, не изменяя, запутывают и утверждают то, от чего мы пытаемся убежать. Общество в слепой ненависти, презрев самое себя, стремительно падает в пропасть