Сказка перед сном
Размышления папы у кровати спящего сына
Евгений Новицкий
|
«Что остается от сказки потом,
После того, как ее рассказали?..»
Владимир Высоцкий
|
Папа, расскажи мне сказку
Уже поздно, пора спать!
Ну, пожа-а-а-алуйста!..
Двадцатый век в своем стремительном беге неизмеримо взвинтил все темпы и скорости нашей жизни. Вековой размеренный уклад будней и праздников ушел, пожалуй, безвозвратно. Но есть какие-то вещи, утратив которые, мы потеряем, пожалуй, что-то очень важное, что не возместить, не компенсировать ничем другим. То, что впитывается в детстве и тихим теплом греет потом на протяжении всей жизни. Крепкая, дружная семья. Воскресное путешествие с папой в зоопарк. Мороженое, липнущее к щекам. Сказка на ночь.
Ну, папа-а-а-а-а!..
Ты и так смотрел мультики сегодня два часа.
То мультики
А это сказка!
Сказку на ночь не заменишь ничем. Мультфильмы, кино, компьютерные игры, там уже все придумано и изображено до тебя, там нет места фантазии. Богатырь, несущийся с мечом по экрану телевизора навстречу Змею-Горынычу, плечистый, крепкий, розовощекий
и уже не додумаешь его таким, каким самому хочется
и на себя его шлем не примеришь
Так, может, дать дитяти книжку, пусть само читает (благо, научено чтению лет с пяти)? Нет, снова не подходит. Сказка на ночь это особая форма общения с папой (или мамой смотря, кто рассказывает ее). Это только кажется, что в процессе рассказывания ребенок занимает пассивную роль и диалога как будто не происходит. Еще как происходит! Папу можно переспросить и не только в том месте, где что-то не понял, а просто, чтобы услышать понравившуюся фразу еще раз. Можно засмеяться и услышать папин ответный смех. Можно задать вопрос: «А почему?..» Можно поделиться своими догадками о том, что будет дальше или пришедшими в голову размышлениями. Можно, наконец, просто слушать папин голос, сопереживать его интонациям, отвечая на невербальном уровне: улыбкой или нахмуренным лбом, блестящими глазенками или приоткрытым ртом. И рассказчик, вне всякого сомнения, все эти ответы воспримет. Диалог, полноценный и обогащающий обоих его участников, состоится. Причем диалог разносторонний и многогранный. Но главная его тема, не озвученная обычно непосредственно, но присутствующая в каждом слове и жесте, всегда постоянна: «Я люблю тебя, сынок» «Я тоже очень люблю тебя, папа!»
Но и это не всё. Сказка на ночь это еще и ритуал. Совершается он ради ребенка и вокруг него, и ребенок радостно ждет его повторения. И то, что сказка каждый раз новая, ничуть не разрушает мистериальность ситуации. Впрочем, новизна содержания вовсе не обязательное требование. Не случайно часто дети просят рассказать не что-нибудь новенькое, а сказку, которую слышали уже десятки, если не сотни, раз, известную им наизусть. Причем попытки что-либо изменить в содержании по ходу рассказа (даже в мелких деталях) встречаются «в штыки»: «Ты НЕПРАВИЛЬНО рассказываешь!» Аргументы типа: «Сказка это ведь народное творчество, и я тоже часть народа, так что могу что-то от себя добавлять», не проходят. Сын или дочка полны предвкушением ОЖИДАЕМОГО развития событий, известных им фраз. В этом и стремление к обретению стабильности в той нестабильной жизни, в которую они с каждым днем входят все сильнее, и жажда мистической составляющей, таящейся в любом ритуале. И если ребенок недополучит этой ритуальной мистичности в сказках он начнет искать или создавать себе другие ритуалы, с совершенно иным духовным потенциалом
Дети же, привыкшие слушать сказки, рассказываемые вслух, весьма спокойно воспринимают церковь и еженедельные богослужения. Им гораздо проще понять, зачем это надо: вновь и вновь собираться для одного и того же. Ритуал общения с папой через рассказываемую сказку становится для них тропинкой к ритуальности разговора с Отцом Небесным.
О чём ты сегодня расскажешь?
О мышином короле. Хочешь?
Ага!
В некотором царстве, в некотором государстве, в огромном подвале в таком, что его углы и стены терялись где-то за горизонтом, и чтобы добраться до них, нужно было пускаться в долгое путешествие, жил да был мышиный король. Все мыши его очень уважали. Он был больше, чем самая крупная мышь и, конечно же, был очень умным и справедливым.. В знак уважения к своему королю мыши привязали ему на хвост три бантика из веревочек от колбасы. Первый бантик был зеленого цвета, второй лилового, а третий бантик был ярко-красным.
А по этим бантикам его могла заметить кошка?!..
Нет. Мыши всячески берегли и охраняли своего короля. Они не разрешали ему выходить из дворца, чтобы он не мог наткнуться ни на кошку, ни даже на недавно родившегося котенка. Поэтому король очень скучал. Он сидел в четырех стенах в своем тронном зале, и у него не было ни одного друга. Придворные мыши только и знали, что кланяться и пищать, как того требовал этикет: «Слушаемся, Ваше Величество!» «Будет исполнено, Ваше Величество!» «Сию минуту, Ваше Величество!»
Королю было очень одиноко. Иногда он злился от этого и начинал угрожать уйти в отставку и снять бантики с хвоста. «Какой ужас! Ваше Величество, Вы не должны так себя вести!» с негодованием пищали придворные. Но король не слушал. А если это происходило во время обеда, он даже мог в раздражении опрокинуть стол, и самые изысканные лакомства колбасные шкурки и сухие кусочки сыра разлетались по всему дворцу.
Ха-ха-ха-ха!..
Сегодня вечером я опять придумываю для сына новую сказку. Очень хочется сделать её назидательной, нравоучительной. Главный герой пусть будет положительнейшим, насколько это вообще возможно; а если он и сделает что-то неподобающее, то пусть в процессе сказки поймет, как был неправ, и научится вести себя хорошо. И закончиться все должно простым и недвусмысленным выводом: дружить хорошо, а ссориться плохо; мойте руки перед едой
Вот, пожалуй, самый надежный рецепт того, как отбить у ребенка желание просить нас рассказать ему сказку. Потому что схема «правильно-неправильно» и мораль в конце это черты совершенно иного произведения: басни или притчи. Но нас-то просили о сказке! Сказку же дидактика убивает мгновенно на корню и влёт. Потому что ее ближайшая родня вовсе не притча и не басня, а миф. Поэтому сказка тяготеет к универсалии, к тому, чтобы вместить в себя картину жизни целиком, во всей ее сложности. Именно в этом ее поучительность, а не в прямом назидании. Вот почему, кстати, из всех пушкинских сказок дети с наибольшим трудом воспринимают изысканную и печальную «Сказку о Золотом Петушке» выстроенную именно по принципу: «Надо делать хорошо, и не надо плохо», да еще и с прямой декларацией под занавес: из сказки, мол, урок надо извлечь. (В «Золотой Рыбке» там другое: там вообще речь не о жадной старухе и ее наказании, как обычно считается, а о старике с его смирением и покорностью; и не моральным выводом сказка поэтому заканчивается, а неотвеченным вопросом: так хорошо или плохо это крайняя смиренность, и как же нам-то вести себя в подобных ситуациях? Нет ответа нет и назидательности, и всё богатство сказки оказывается свободным от убийственного прокрустова ложа дидактики).
При всём этом сказка, несомненно, ребенка учит, и весьма многому. Только способ обучения отличен от прямого объяснения, как делать, а как нет. Он совершенно не школярский, а особенный: СКАЗОЧНЫЙ.
А дальше?..
Ну, король обычно всё же быстро приходил в себя. Он грустно вздыхал и принимался заботиться о своих подданных. Правил он ими хорошо, и все мыши в его королевстве как сыр в масле катались. Вот и получалось, что самым несчастным из всех жителей королевства был сам мышиный король: ведь у него не было ни одного друга. «Да и вряд ли он у меня когда-то появится, думал мышиный король. У меня так мало общего с моими подданными. Ведь я и не мышь вовсе, а крыса!..» Да, так уж получилось, что мышиный король был крысой.
А почему он не дружит тогда с крысами?
Он пытался. Иногда ночью, когда все мыши крепко спали в своих крошечных норках, король тайком выбирался из дворца и отправлялся на поиски сородичей. Ночь это было время крыс. Их лихие банды скользили в темноте, устремляясь в подземные коридоры, через которые они делали дерзкие налеты на погреба людей, принося оттуда богатую добычу. Король тяжело вздыхал, завидуя их вольной и бесшабашной жизни. Но он смотрел на крысиные стаи издалека, боясь даже приблизиться близко. Ведь это среди мышей он был самым большим, и считался гордым и мудрым правителем. Но среди других крыс он был бы меньше всех остальных не вышел ростом
И не мудрым он предстал бы перед ними, а оробелым и испуганным
Кто является главным героем любой сказки? Как, разве есть какой-то герой, общий для всех сказок, какие только придуманы?.. Конечно же, есть! Это тот, кто слушает сказку. Сам ребенок. Потому что каждую сказку он примеряет на себя.
Не поэтому ли, хотя сказки про Иванов-Царевичей и Добрыней Никитичей тоже очень хорошие и захватывающие, любимыми все же становятся те, где главные герои маленькие, слабые? Сестрица Алёнушка и братец Иванушка. Тряпичные игрушки Винни-Пух и Пятачок. Золушка. Буратино и его друзья. Три поросенка. Мальчик-с-пальчик. Иванушка-дурачок. Их и всерьез-то никто не воспринимает. А они все равно выходят победителями из всех бед и схваток!
Да и Иван-царевич, много ли он смог бы, без серого волка? И Иван-крестьянский сын становится интересен лишь тогда, когда выезжает ему навстречу по Калиновому мосту Чудо-Юдо о множестве голов, рядом с которым Иван и не богатырь вовсе, а так, Иванушка
В этот-то момент он и становится для ребенка близким и родным, а значит, интересным: потому что это на него, ребенка, маленького и слабого, обрушивает окружающая реальность многоглавые проблемы, и сейчас он их через сказку будет учиться бороть.
Герои без страха и упрека это, опять же, из другой «оперы»: из былин, из героического эпоса. И грань между этими жанрами и сказкой, прежде всего, проходит именно здесь: в возвышенности героя, в его труднодоступности, в невозможности отождествить себя с ним. Он идеал, к нему можно стремиться, но во всей полноте слиться с ним невозможно в принципе.
От сказки же требуется совсем иное: в главном персонаже нужно узнать себя и в его образе разделить с ним его крест, отправиться его путями, чтобы испытать и тягости его, и его победы. Невозможно слушать сказку и не СОПЕРЕЖИВАТЬ герою вплоть до полного слияния с ним. Это сопереживание пожалуй, главный урок, который сказка несет в самых глубинах своих. Иными словами, это урок любви.
Однажды король возвращался под утро со своей ночной прогулки. Вдруг он замер на месте. Его чуткий нос тревожно задергался. В подвале пахло КОШКОЙ!
Ой!..
«Надо прятаться», подумал мышиный король и совсем уже собрался юркнуть под груду всякого мусора, с которой он как раз поравнялся. Но тут он увидел совсем небольшого мышонка, который громко напевал какую-то песенку и весело приплясывал посреди широкой лужайки. «Конечно же, кошка уже заметила его!» с ужасом подумал король и закричал: «Прячься скорее! Иначе погибнешь!» Но мышонок, увидев короля (он узнал его, конечно же, по бантикам на хвосте) застыл от восторга, улыбаясь во всю мордочку. «Он не знает, что такое кошка», понял мышиный король и, вместо того, чтобы спрятаться, со всех своих лапок кинулся к мышонку. Ухватив его за хвост, король рванулся назад, но
было поздно. Огромный мохнатый зверь стоял между ними и спасительной кучей мусора. «Мяуууу!..»
Ой
Можно ли рассказывать ребенку СТРАШНЫЕ сказки? Да. Сказка имеет право быть страшной при условии, что она остается СКАЗКОЙ. Без натурализма, без гипертрофирования страшных мотивов. И обязательно со счастливым концом.
Современная культура умудряется обрушить на человека одновременно две крайности, казалось бы, противоречащие друг другу. «Человека нужно беречь! провозглашают психологи. Никаких страхов, стрессов, тяжелых раздумий и воспоминаний! Человек должен быть защищен от этого. Особенно ребенок! В сказках должно быть только лишь доброе и гуманное содержание!» И в то же время, с теле- и киноэкранов, из газет, книг в мягкой обложке, комиксов, компьютерных игр, отовсюду выплескивается на нас всех, включая детей, шквал насилия, жестокости и ужаса. И то, и другое для души губительно.
Но раз сказка это попытка отображения самой жизни, то не обойтись без показа трагического, пугающего, страшного. Да и зачем пытаться обойтись без него? Именно сказка позволяет нам с самого раннего возраста не просто видеть трагическое в жизни, но и готовиться выходить ПОБЕДИТЕЛЕМ из схватки со злом.
Народные сказки в необработанном виде нередко способны шокировать содержащейся в них жестокостью. Но авторские попытки их облагородить зачастую приводят к тому, что из сказки уходит ее душа, живая жизнь.
Сказку «Три поросенка» мы, в основном, знаем по пересказу Сергея Михалкова. В этом варианте всё мирно и безболезненно. Всем поросятам удается убежать от волка, да и сам серый разбойник, хоть и ошпаренный, но вполне живой, с миром убирается восвояси. Так, через сказку, воспитывалась наша непоколебимая уверенность: всё в нашей жизни будет хорошо и прекрасно, без какого-либо старания с нашей стороны. Всегда найдется тот, кто построит для нас домик из камней, в котором мы и спрячемся от всех невзгод и напастей. Да и зло творить можно, не особо опасаясь расплаты. Ну, накажут немножко, а по большому счету всё равно ничего не сделают!..
В английской народной сказке про трех поросят ситуация совершенно иная. Ни первому, ни второму поросенку не удается уйти от волка, разрушившего их хилые (из-за собственной лени) домики. Они заканчивают свою жизнь в волчьих зубах. Мамочки!.. Да разве ж можно такое детям рассказывать, да еще на ночь? Да еще ежели они себя с персонажами отождествляют?!..
Действительно, отождествляют. По очереди, с каждым из трех поросят. Как в компьютерной игре у ребенка здесь три попытки. И если недооцениваешь силы и мощи волка рыкающего, ищущего, кого бы ему поглотить, то проигрываешь ему, и вместе с домиком, построенным на песке, теряешь и жизнь. Но чем хороша сказка, здесь можно попробовать еще раз. И когда в третий раз прилагаешь все свои усилия и строишь свой дом на скале, возводя каменные стены на краеугольном камне, враг становится не страшен. Мало того: упав на этот камень, он сам разбивается насмерть. В английской сказке волк, спрыгнув в трубу (сам, можно сказать, насобирал углей на свою шкуру) и попав в котел (озеро огненное), не успел вылезти оттуда и сварился. После чего спасшийся поросенок преспокойно
съел его.
Если впервые читаешь эту сказку во взрослом возрасте, такой финал шокирует. Ребенок же хохочет. Ему весело, и это верная реакция. Верная вот почему: а) всё закончилось ХОРОШО, и поросенок жив и останется жив ВСЕГДА, потому что сама опасность, грозившая ему, окончательно уничтожена; б) всё закончилось СПРАВЕДЛИВО, потому что наказан был не просто хулиган, а тот, кто от начала был убийцей челове
э-э-э-э
поросят; в) всё закончилось ПРАВИЛЬНО, потому что зло, хотя и побеждает чаще, чем проигрывает всё же два братца пали в животе у волка, но в конечном итоге оно неминуемо должно пасть само; г) всё закончилось ВЕСЕЛО, ведь это так забавно: маленький поросенок взял да и проглотил огромного волка! (Надо ли уточнять, что у ребенка не возникнет в воображении никаких натуралистично-кровавых каннибальских сцен?)
Таким образом, страшные эпизоды в сказке это не попытка запугать слушателя, а, если угодно, отражение правды жизни. Но и счастливый конец (еще раз напомним о его обязательности для сказки!) не является неким «протезом», попыткой успокоить малыша сладкой ложью. Он тоже отражает несомненную реальность нашего бытия. Трагично могут заканчиваться романы, повести, рассказы они изображают лишь часть жизни (хотя порой и очень обширную). Сказка же, всегда в той или иной степени моделирующая ВСЮ жизнь целиком, несет в себе новозаветное знание: в конечном итоге ВСЁ БУДЕТ ХОРОШО. И понимание неизбежности этого (счастливого В КОНЕЧНОМ ИТОГЕ) финала закладывается в нас задолго до того, как мы в первый раз возьмем в руки Евангелие. Уверенность в этом дарят нам сказки.
Они спаслись?
Конечно.
Рассказывай скорее!
Знаешь, я еще не придумал дальше; можно мне немножко подумать?
А я знаю, как они спаслись!
Как же?
Мышонок зажмурился от ужаса, но мышиный король не растерялся. Он быстро развязал бантики у себя на хвосте и у него за спиной появились большие крылья. Король ими взмахнул и перелетел кошку. Та даже мяукать перестала, так удивилась!
ЗдОрово! Но послушай, а откуда они взялись, крылья? Их ведь вообще-то ни у мышей, ни у крыс не бывает
Папа, ну что ты глупости всякие спрашиваешь! Это в жизни крыльев у крыс не бывает, а это ведь СКАЗКА!..
Но, может быть, такие эксперименты над психикой ребенка всё же опасны? Каково это за один вечер дважды пережить собственную гибель, вместе с братьями-поросятами?..
Ничуть. Дело в том, что, как бы ни был ваш сын (или дочь, опять же) зачарован, слушая ваш рассказ, он никогда не забудет о том, что реальность сказки НЕВСАМДЕЛИШНАЯ. Ребенок готов максимально сблизить сказку с реальностью, но никогда не отождествит их. Условия игры всегда воспринимаются им как таковые и находятся под его контролем.
Благодаря этому даже самым маленьким слушателям сказок удается сделать две крайне важные вещи. Во-первых, они учатся отличать реальность от вымысла. Во-вторых, они при этом вовсе не принижают роль вымысла в реальности, а напротив, позволяют вымыслу обогащать и научать их. Чтобы почерпнуть из сказки заложенный в ней духовный потенциал, нужно для начала четко осознавать, что это именно вымысел, мир художественный, в котором настоящий мир лишь отражается но отражается в самых существенных своих проявлениях.
Перепутать сказку с реальностью может только взрослый человек и лишь целенаправленно: желая убежать, скрыться от реальности, жить в которой он не смог научиться (не дослушав в детстве сказок?..). В этом случае всё глубиннейшее внутреннее содержание сказки мгновенно рассыпается в прах. Пример этому, увы, являют многие «ролевики» и «толкиенисты». Переселяясь в глубоко христианский сказочный мир, созданный профессором Толкиеном, они приносят туда самих себя и уже не мир сказки воздействует на них, а они сами пересоздают его по своему образу и подобию
Детское же восприятие мира спокойно, трезво и радостно. Ребенку не нужно никуда убегать, и сказка остается для него именно сказкой. Поэтому не нужно бояться, что ребенок, обнаруживший, что Деда Мороза не бывает, может впоследствии усомниться и в реальности Христа. Он верит в них ПО-РАЗНОМУ. Если Дед Мороз это часть сказочного ритуала, прекрасная выдумка, в которую хочется играть всерьез, то Иисус-Помазанник это немыслимая сказка, оказавшаяся явью, реальностью.
Папа, а давай завтра вместе эту сказку досочиняем! Я хочу, чтобы мышонок стал королю большим другом!
Конечно, давай!
Слушает ли сынишка сказку молча, или увлеченно предлагает свои варианты в любом случае, он активно занят СОТВОРЧЕСТВОМ. Сказка властно требует этого от своего слушателя. Зовет не только внимать, но и создавать. Сочинять свой вариант продолжения. Или поступать в жизни так, как понял из сказки, что поступать правильно.
Завершить можно любое другое литературное произведение: повесть, поэму, балладу
Сказка по определению имеет открытый финал. Она распахнута во всю последующую жизнь маленького человека. И очень многое в жизни каждого зависит от того, какие сказки он слышал и читал в детстве. Их вне-реальный мир помогает нам не только правильней жить в окружающей нас реальности, но и подготавливает нас к постижению реальности высшей: реальности Голгофы, Церкви и Царствия Божьего, приходящего в силе.
Ну, а теперь спокойной ночи.
Спокойной ночи, папа
Знаешь
Я тебя люблю
И я тебя очень люблю, сынок!
|